13 декабря 2014 года отмечалось 25-летие возрождения монашеской жизни в Валаамском монастыре. Воспоминаниями об этом периоде с журналом «Монастырский вестник» (№ 12, 2014) поделился наместник обители епископ Троицкий Панкратий.
— Владыка, расскажите, пожалуйста, как начиналось Ваше послушание на Валааме? Помните ли Вы свое первое впечатление от обители?
— Начнем издалека. Вы, наверное, знаете, что я выходец из Троице-Сергиевой лавры. Постриг принимал у преподобного Сергия Радонежского. В Лавре нес различные послушания: трудился в издательском отделе, был экономом. А в 1992 году в составе одной делегации попал на Афон. И хотя я пробыл на Святой Горе очень недолго, Афон буквально «захватил» меня.
Это было еще до всех тех грандиозных восстановительных работ, которые начались на Афоне гораздо позже. Можно даже сказать, что я еще застал старый Афон; здания были в очень плохом состоянии и действительно нуждались в реставрации, их, конечно же, необходимо было восстанавливать. Но сама атмосфера вековой традиции, традиции молитвы создавалась здесь веками — и все было живым. И мне очень захотелось остаться на Афоне. По возвращении я подал соответствующий рапорт, покойный ныне Патриарх Алексий II (с Его Святейшеством мы были знакомы по служению в Лавре) вроде бы даже и не возражал.
В общем, все шло к тому, что я должен был уехать на Святую Гору. Но в конце 1992-го года Святейший Патриарх вызвал меня к себе и сказал: «Вы хотели на Афон, а я предлагаю Вам поехать на Северный Афон». И спросил, согласен ли я быть наместником Валаамского монастыря. Я ответил тогда: «Ваше Святейшество, я Ваш послушник, как Вы скажете, так и будет».
Так на послушание я отправился на наш Северный Афон — на Валаам, который после Троице-Сергиевой лавры с ее благолепием показался мне действительно очень северным.
В феврале мы поплыли на остров Валаам по Ладоге. Тогда я вообще впервые отправился в плавание и не подозревал, насколько опасным и даже рискованным для жизни может быть путешествие на корабле при морозе в —20 и шторме: качка, конечно, была ужасная. Одному мальчику, который плыл с мамой на Валаам в паломничество, стало плохо. Он лежал на полу совсем бледный, а мама подошла ко мне со словами: «Надо срочно возвращаться, мой сын умирает». Я направился к капитану с просьбой о помощи: «Знаете, — сказал я, — там молодой человек… Его мать говорит, что он умирает. Надо вернуться в Приозерск». Но капитан посмотрел на меня мрачно и ответил: «Если я поверну назад, умрем мы все». После этих слов я подумал, что, наверное, слишком грешен и просто не готов быть на такой святой земле, как Валаам. Тогда же вспомнилась пословица: «Кто по морю не плавал, тот Богу не молился».
Молитва у нас на корабле в самом деле была крепкая. И, слава Богу, мы все-таки добрались до места. Правда, к причалу подплыть не смогли, так как вокруг острова образовалась ледяная корка, в которую корабль воткнулся носом; нам пришлось выйти на лед. Я поставил на лед свой кейс (помните, тогда были такие чемоданчики из пластика, их еще называли «дипломатами»), и его тут же унесло ветром. Хорошо, что в сторону берега. Но ветер был такой сильный, что в сумерках и по скользкому льду мы еле-еле дошли до берега. Автомобильчик ГАЗ-66 довез нас от пристани до Центральной усадьбы, где я испытал уже настоящий шок. Крестным ходом с хоругвями нас торжественно встречала братия. Особое торжество изобразить было довольно трудно: нас встречали человек 20 насельников обители, но строения, которые окружали их, выглядели просто ужасно. Где-то были руины, где-то обвалившиеся и насквозь покрытые плесенью здания, над которыми возвышался весь в черных сгнивших лесах собор. Удручающая, надо сказать, картина. Ну, думаю, всё. Так и помру на этих развалинах. Правда, «за послушание». Это единственное, что меня утешало.
Ситуация усугублялась еще и тем, что насельники жили в тех же зданиях, что и местные жители острова, а именно: на первых этажах внутреннего каре у собора, в сырых помещениях, где местные хранили дрова. Гидроизоляция была нарушена, канализации не было, содержимое выгребных ям поднималось по стенам. Но самым трудным испытанием были, пожалуй, сами местные жители, эдакие «сорвиголовы». Рядом с моей кельей, через стенку, находилась квартира одного такого хулигана. Оттуда постоянно слышался звук бьющихся стекол и нецензурная брань. В общем, очень тяжело было жить.
Но, несмотря на трудности, устав сразу выбрали суровый, Валаамский, а служить и петь было почти некому. Клирос держался буквально на одном человеке, который пел весь суточный круг без сокращений. Это было, конечно, очень трудно. Но Господь укреплял Своей благодатью. И силы были… Сейчас я бы уже, наверное, не смог.
— Не унывали?
— Нет, Вы знаете, как-то и не унывали. Конечно, было досадно, когда происходили стычки с местным населением. Например, однажды завязалась драка, и наш трудник, спасаясь от местных, вбежал на кухню. Дело было вечером, братия убирали посуду — и тут такое дело… В общем, драка началась теперь уже в трапезной. Посуда летела во все стороны! Но примечательно, что наши победили. До прихода милиционера они затолкали хулиганов в огромную старинную монастырскую бочку, в которой раньше квасили капусту — и те мгновенно превратились в «агнцев». Братия стояли наготове вокруг бочки, откуда раздавались мольбы о пощаде. «Мы больше не будем», — тонкими голосками просили пленники.
Такие случаи, естественно, вызывали огорчение и, так скажем, не облегчали молитву.
Но постепенно жизнь налаживалась. У монастыря появились благотворители. А переломный момент наступил, когда мы начали строить на материке дома для местных жителей. Было построено два больших многоквартирных дома — один на шестьдесят, другой на девяносто семей. Получив жилплощадь, многие уехали, и жить стало значительно легче. Местные жители еще есть на Валааме, но люди остались спокойные, да и отношения наши улучшились. Мы им помогаем, специально для местного населения создан православный культурно-просветительский центр «Свет Валаама», которым руководит отец Мефодий (Петров). А главное, у нас освободились внутреннее и внешнее каре монастыря, благодаря чему братия теперь может чувствовать себя спокойно.
Стали возрождаться скиты: самый большой скит Всесвятский, скит преподобного Александра Свирского на Святом острове, Ильинский и Предтеченский скиты, на дальнем острове Путсаари — скит во имя преподобного Сергия Валаамского.
Построили новые скиты: Свято-Владимирский скит и скит в честь святого благоверного князя Александра Невского, Патриаршую пустыньку на острове Байонный.
В сентябре этого года Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл благословил программу развития скитской и пустыннической жизни Валаамского монастыря.
— Все это места для уединенной молитвы или там ведется хозяйственная деятельность?
— Нет, скит — это как раз место молитвы. Хозяйственная деятельность у нас осуществляется на ферме монастыря. Там действительно есть большое хозяйство, и сейчас идет реконструкция. Но, естественно, в скитах братия тоже трудятся, любой скит — это место труда и молитвы.
— Какое событие в жизни возрождающейся обители Вам запомнилось особенно?
— Я почувствовал, что обитель действительно живет и возрождается, когда Святейший Патриарх Алексий II приехал на Валаам, чтобы освятить Спасо-Преображенский собор. Это было очень важным этапом в жизни монастыря, и, честно говоря, когда я сюда приехал, то не очень-то верил, что мы вообще когда-нибудь его восстановим. Пять тысяч квадратных метров росписи были в ужасном состоянии, в некоторых местах верхний слой осыпался до кирпича. В других местах потекла известка и, подобно сталактитам, висела на стенах храма.
— Владыка, что же изменилось после освящения собора?
— С освящением собора совпало и переселение местных жителей из внутреннего каре, и именно тогда мы почувствовали, что монастырь стал монастырем. Летом мы переживаем наплыв паломников и туристов, и это вносит некую суету в жизнь обители, но зимой живем сугубо монашеской жизнью.
— Много ли в монастырь приходит молодых людей?
— Да, достаточно много. Во время своего визита на Валаам председатель Синодального отдела по монастырям и монашеству архиепископ Сергиево-Посадский Феогност очень порадовался тому, что около тридцати кандидатов на рукоположение, постриг и вступление в братию прошли собеседование. К сожалению, не все кандидаты смогли быть на беседе. Штормило, и по этой причине люди из дальних скитов не смогли приехать.
— Молодых людей не смущает строгость Валаамского устава? Суровые климатические условия, нелегкие послушания… По силам ли все это современным мужчинам, привыкшим к комфорту и телевизору?
— Ну, во-первых, эти люди приходят в монастырь не из-за любви к комфорту или средствам массовой информации, а как раз наоборот. Их не устраивает жизнь в миру, и они стремятся к Высшему, хотят жить со Христом, следовать Его заповедям и жить в монастыре, подлинном доме Божием. Ну, а все трудности… Если нести крест монашества терпеливо, благодушно и честно, то благодать Божия помогает. А когда человек с благодатью, с Богом — ему всегда и везде хорошо.
— Как долго послушники пребывают в этом звании?
— По-разному. Обычно года три. Раньше мы, как правило, не постригаем, но бывает и десять лет. Есть послушники (таких немного, правда), которые пребывают в этом статусе по двадцать лет.
— У Валаамского монастыря очень интересный сайт, есть странички в социальных сетях… И все же возникает принципиальный вопрос: должны ли монашествующие осваивать пространство Интернета?
— Разумеется, Интернет и средства массовой информации не для монахов. Монах ушел из мира не для того, чтобы сидеть в Интернете, не для того, чтобы весь мир, так сказать, у него был в келье. И, конечно, недопустимо, когда монах пользуется Интернетом в личных целях. Я бы сказал, что для современных монахов Интернет — это враг номер один. А наше присутствие в сети необходимо для мирян, для тех, кто принимает участие в дискуссиях, в выработке и принятии важных решений, касающихся монастырской жизни. Это нужно, безусловно.
— Ваше Преосвященство, журнал «Монастырский вестник» искренне благодарит Вас за интересную беседу. Мы желаем Вам и насельникам монастыря помощи Божией и духовного возрастания.
Беседовала Екатерина Орлова